Первая международная конференция «КГБ: вчера, сегодня, завтра»

Содержание.

4. Вадим Бакатин. Бывший председатель КГБ СССР.

Реформирование спецслужб в посткоммунистическом государстве.

Я думаю, вы согласитесь со мной, что тяжело выступать после предыдущего оратора, и предлагать теоретические схемы. Очень трудно не скатиться к эмоциям, ненависти. Но я всегда был уверен, что этого делать нельзя и сегодня отдаю дань искреннего уважения тем, кто боролся с режимом тогда, когда большинство ему служили.

Мое выступление посвящено реформированию спецслужб, так как других точек соприкосновения с КГБ, кроме как попытки реформ, у меня не было. Я попытаюсь представить личный взгляд на общие проблемы реформирования спецслужб при переходе от тоталитарной к демократической модели организации общества, остановившись на внешних факторах, не касаясь собственно чекистской работы.

Общеизвестно, что наша вчерашняя партийно-государственная система, компенсируя ошибки коммунистической теории, долгие годы держалась на насилии централизма, дезинформации, постоянном стремлении поднять массы на какую-то очередную борьбу с кем-то или за что-то. Одним из главнейших условий самого существования партийного тоталитаризма была необходимость всемерного искоренения и уничтожения инакомыслия.

И в этой системе чекистский комитет был не просто «одним из», пусть привилегированных, государственных органов, он был важнейшим, сущностным элементом системы. Он стоял в одном ряду с такими же сущностными элементами, как сама КПСС, как сверхцентрализованное партийное государство, принудительная, основанная на тотальной государственной собственности, экономика, безмерная милитаризация и т.д.

Без служб, воспитанных КПСС, преданных Политбюро и своим вождям, эта система не была бы системой, она просто не могла бы работать. Известные примеры предательства чекистами своих вождей — скорее исключение, подтверждающее правило. Они нисколько не умаляют, а скорее увеличивают значение спецслужб как важнейшего специфического системообразующего элемента нашей тоталитарной модели развитого социализма.

И если это так, то становится ясным, что реформирование КГБ вне реформы всей системы было и остается невозможным равно, как невозможна реформа системы без реформы КГБ.

Немаловажный вопрос — как проводить эти реформы. Но сейчас он не имеет большого значения, поскольку, по мнению одних, реформы «успешно идут», по мнению же других, — вообще не начинались. Тем не менее, я всегда разделял взгляды тех ученых и политиков, писателей и практиков, которые считали и считают не только нежелательным, но и опасным, а может быть, и невозможным, переход от тоталитаризма и нашей модели развитого социализма к демократии и рынку путем революций, «скачков», «шоков» и тому подобных авантюр. Возможна только эволюция, только управляемый переходный период, достаточный для постепенного накопления качественных изменений за счет контролируемого естественного роста новых отношений прежде всего в экономике, политике и в самом сознании. Бездумное одномоментное разрушение хотя и обреченных историей и исчерпавших себя: советского тоталитаризма, милитаризованной социалистической экономики, созданных субъективной волей КПСС, приведет только к вакууму и хаосу. Само по себе разрушение не гарантирует демократии. Скорее, наоборот, делает ее достижение более трудным, в чем мы уже убедились.

Для спецслужб такая эволюция означала бы потерю своего системообразующего значения и переход в разряд обычных профессиональных, хотя и специфичных, органов правоохранительной и информационной системы под контролем демократического государства.

В ходе реформ спецслужбы должны быть отделены от формирования какой бы то ни было политики. Я думаю, здесь не надо доказывать, что для спецслужб эволюционный путь необходим еще и потому, что в переходный период задача обеспечения государственной безопасности не только не исчезает, но становится качественно иной и, я бы даже сказал, более сложной.

Однако идеальные схемы потому и идеальные, что их опрокидывает реальная жизнь. Под воздействием мощных субъективных факторов эволюционный путь для страны был утерян. Вспомним лозунг «Перестройка — это революция». Хотя это и не совершившаяся революция. Я не хочу еще раз обращать внимание присутствующих здесь на известные всем истины: август 1991 года — конец власти КПСС, а с ним тоталитарной партгоссистемы, декабрь 1991 года — одномоментная ликвидация Союза, январь 1992 года — прыжок, «зажмурив глаза», в рынок. Конечно, всего этого оказалось достаточно, чтобы в главном разрушить нашу партийно-государственную, социалистическую систему. Здесь могут быть споры, разрушена ли она действительно до конца. Но если система до конца и не рухнула, то миф о всемогуществе КГБ рухнул.

Службы безопасности, созданные для работы в примитивных условиях идеологического одномыслия, оказались неспособными уберечь систему от опасностей, заложенных в ней самой. И, может быть, не стоит их за это упрекать. Но их бывшие лидеры, обнаруживая сегодня свою профессиональную несостоятельность, юридическую безграмотность и политическую нечисто­плотность, взяли в свое оправдание мемуарный жанр. Они вдруг вспомнили, что где-то когда-то что-то читали об «агентах влияния», которые, находясь под неусыпным наблюдением КГБ, развалили КГБ, а заодно и оплот демократии — всю мировую систему социализма. Миф о КГБ рухнул, но КГБ не рухнул. Но если отвлечься от исследований мифотворчества и вернуться к реформе спецслужб, то можно обнаружить, что они оказались одним из тех немногих системообразующих институтов, которые убереглись от революционного порыва «всех разогнать». В отличие от экономики и политики они никогда не теряли управляемости, да и до августа 1991 года никаких реформ фактически не было.

То, что при всех сложностях стихийно текущего переходного периода в нашем посткоммунистическом государстве спецслужбы в меру своих способностей сохранили еще работоспособность, надо, безусловно, отнести в заслугу и нынешнему руководству спецслужб, которое здесь ругали, а, возможно, и руководству страны. При всем моем глубоком неприятии идеологии чекизма, отвращении к этой идеологии, я всегда считал и сейчас считаю, что метод то­тального уничтожения и воссоздания с нуля менее всего приемлем к такому специфическому, тонкому организму, которым являются спецслужбы. Пусть профессионалы опровергнут мое мнение. Тем более, что мы живем в столь милитаризованной, напичканной оружием массового уничтожения стране. Это, может быть, было бы возможно для Чехии, ГДР, но это невозможно для такой страны, как Россия. Тем более в переходный период, когда произвол старой власти легко может быть сменен произволом новой власти или, еще хуже, произволом безвластия. Вместе с криминальным рынком мы можем получить и криминальное государство и даже утратить государственность как таковую. Поэтому службы безопасности не могут быть закрыты, как тот ларек, по той причине, что кто-то ушел «на базу» или «на рынок».

Я придерживаюсь, не претендуя на бесспорность, известной схемы реформы спецслужб на пути от тоталитаризма к демократии.

Первое: департизация и формальная деидеологизация. Запрет деятельности любых партий, освобождение спецслужб от карательных функций, передача армии и МВД всех воинских спецподразделений.

Второе: дезинтеграция. Против дезинтеграции сейчас выступают многие, в том числе крупные специалисты. Но, я думаю, не надо доказывать, что объединение под руководством одного лица разнородных спецслужб в условиях отсутствия какого-либо контроля и сверхпсевдосекретности несет в себе потенциал многих опасностей. Самое распространенное возражение против дезинтеграции, продиктованное якобы заботой о необходимости координации, обнаруживает давно сложившееся военно-партийное понимание координации, как команды вышестоящего начальника. На самом деле дезинтеграция не исключает, а увеличивает необходимость интеграции, но делает ее качественно иной. Думаю, многим ясно, что отношения между двумя самостоятельными, независимыми нормальными субъектами, нуждающимися друг в друге, гораздо яснее, честнее и профессиональнее, чем отношения между двумя подчиненными одного начальника. Это очевидно.

После августа 1991 года начальная дезинтеграция КГБ была проведена довольно быстро и без каких-либо осложнений. Председатель КГБ лишился возможности прямого управления разведкой, спецсвязью, службой охраны, пограничными войсками. КГБ фактически был ликвидирован, превратившись в комитет по контрразведке, сохранив управление частью общей для всех инфраструктуры и взяв на себя миссию по налаживанию новой координации. Но, к сожалению, этой схеме не суждено было утвердиться. Тенденция к верхушечной реинтеграции сохраняется.

Я рискую вызвать неудовольствие сидящих здесь уважаемых мною оппонентов, но выскажу свое мнение по поводу сорванного из чисто конъюнктурных соображений слияния контрразведки с МВД. Эта «буря» в средствах массовой информации, инициированная генералитетом ЧК, объединившегося в данном случае с демократами, по поводу создания какого-то «монстра», была по меньшей мере некорректна. Никто не заметил, что монстра не было. Не старый КГБ объединялся с МВД, а всего лишь контрразведка. А разведка, спецсвязь, погранвойска и охрана оставались самостоятельными. Фактически делался шаг в направлении создания аналога ФБР. Пусть кто-то упрекнет в копировании, но это было так. Однако удобный момент был упущен. Но, как говорят, нет худа без добра. В новых условиях фактически уже сформировавшегося уродливого криминального рынка, когда не столь уж нереальной является опасность криминализации политической и государственной сфер (если быть откровенным — она уже идет), пожалуй, предпочтительней будет схема из двух независимых самостоятельных структур криминальной юстиции. На мой взгляд, Министерство безопасности должно развиваться не в направлении нового собирания под свою крышу всех спецслужб, а в направлении бурного развития в своей структуре подразделений по борьбе с наиболее опасными видами преступности на федеральном уровне. Это, как говорится, уже не мое дело, а мое мнение.

Третье: децентрализация. Децентрализация КГБ в СССР, начавшем распадаться прежде всего под натиском депутатского корпуса, выступавшего за «суверенизацию» своих республик — от Украины до Молдавии, не говоря уже о Прибалтике и Грузии. Это совершенно естественно. Но когда началась «суверенизация» России, это было уже началом конца Союза. Путч довершил дело. Кстати, это классический пример того, как носители идеологии центризма, не понимая неизбежности распада страны в случае применения насилия, сами приближали этот распад, всячески сопротивляясь созданию еще возможной конфедерации. В любом случае, децентрализация КГБ зависела уже не от руководства КГБ, а от политической воли республиканских парламентариев.

С концом Союза все это ушло в историю, однако проблемы децентрализации стали иметь значение уже непосредственно для России. А жизненно необходимая координация деятельности спецслужб в масштабе СНГ, на мой взгляд, так и не обрела сколько-нибудь действенного стабильного механизма. Каким образом сегодня решаются и решаются ли вообще проблемы децентрализации в России, мне трудно сказать, я просто не берусь об этом судить, но уверен в одном: они опять зависят не столько от намерений руководства Министерства безопасности или других ведомств, сколько от тех принципов, на которых будет строиться Российская Федерация. Мне представляется, что Федерация может быть прочной, если будет устранена асимметрия прав граждан, которую никто как бы не замечает, и регионы (области и края) получат равные права с республиками. Думаю, что руководство Министерства безопасности будет учитывать это при совершенствовании федеральной структуры безопасности.

Все вышесказанное о вариантах структуры, может быть, и важно, но я убежден, что не это является главным содержанием реформы спецслужб. Можно придумывать любые структуры, но это мало что изменит.

Существо реформ должно быть в другом. Во-первых, — в законодательной базе, во-вторых, — в организации действенного парламентского контроля и, в-третьих, — в действительной, а не формальной деидеологизации. Каждое из этих трех направлений заслуживает отдельного профессионального рассмотрения, но общими для них являются — значительная протяженность во времени; сопряженность с ходом экономической, политической, правовой, социальной реформ, а также с формированием новых ценностей в обществе.

Реформы спецслужб не могут обогнать процессы, которые происходят в обществе, но кто может знать о том, как эти реформы идут. Министерство безопасности избрало не лучший путь, опять создавая завесу секретности. Конечно, я не могу согласиться и с нашими уважаемыми правозащитниками (которых я называю уважаемыми не для красного словца, я их искренне уважаю, потому что они были первыми, они боролись и страдали, пока мы все тихо отсиживались), и с многими известными мне зарубежными советологами, которые по инерции продолжают преувеличивать опасность нынешних спецслужб, построенных на кадрах старого КГБ. Это не совсем правильный подход или совсем неправильный.

Нельзя не обратить внимания на интересную ситуацию с этими реформами. Эволюционного пути не получилось и синхронности не получилось. Одномоментно рухнули и КПСС, и советское правительство, и СССР, и плановая экономика. Только чекистский комитет избежал неконтролируемого распада. Пусть в новых формах, но остался как рудимент старой системы. Социалистический фасад рухнул, а ЧК осталось – в одиночестве. После августа 1991 го­да уже в первый месяц, работая в МБ, я почувствовал, что для всего аппарата создалась не слишком комфортная психологическая ситуация. Сложное состояние этих людей, оставшихся служить новой власти, должно было быть достойным если не уважения, то, по крайней мере, понимания. И все было бы нормально, если бы общедемократические реформы шли достаточно энергично.

Однако в условиях экономического обвала общедемократические правовые реформы (это мое мнение) идут крайне неравномерно, противоречиво, где-то появляются тенденции к их свертыванию, а где-то они и не начинались. Я думаю, что демократический лагерь все-таки сильно ослаб, хотя кто-то и высказывает противоположное мнение. Он ослаб, он расколот, и настроение в обществе, мягко говоря, не всегда и не везде в пользу демократов, и тенденции не всегда и не везде благоприятны. И вот, в этих неожиданных для демократов новых условиях все расширяющегося недовольства реформами и обострения политических страстей вокруг власти, старые кадры ЧК, кадры, воспитанные на идеологии большевизма, могут очень пригодиться, но уже не настоящим демократам, а тем, кто, оправившись от августовского испуга, заявляет о намерении прийти на смену «антинародному правительству». И нельзя уже говорить о том, что чекисты дискредитированы, деморализованы, одиноки. Ничего подобного. Сегодня «радетелей», «благодетелей», «защитников» у спецслужб более, чем достаточно — от черносотенных газет до необольшевистских лидеров, от национал-патриотов до заболевших великодержавностью некоторых депутатов и некоторых из окружения президента. Прошу прощения, но я считаю, не имея в виду присутствующих, что интеллигенция по нашей старой, не забытой привычке опять начала побаиваться спецслужб, опять начала с ними заигрывать. Наверное, потому конгресс ин­теллигенции «полез не в свое дело», ощутив, что реформы спецслужб не могут опережать реформы в обществе в целом, и решил провести эту конференцию. И вновь надо поставить старый как мир вопрос — что делать?

Я думаю, что на любой вопрос в России сегодня один ответ — прежде всего надо заняться реформой экономики. Здесь теперь начало всех и всяческих реформ. Если здесь не будет маленького просвета, не будет поддержки населения, все остальное не имеет никакого смысла, ни «референдум», ни эта конференция тоже.

Если мы реалисты, то должны признать, что в нынешних реальных условиях осуществления реформ идеология чекизма не могла исчезнуть по чьему-либо желанию даже за год. И не надо удивляться, что бывших диссидентов, борцов с коммунистической системой, уважаемых людей, организаторов этой конференции как не любил старый КГБ, так продолжают не любить и некоторые чиновники из Министерства безопасности.

Совершенно парадоксально, но первое предложение к демократам, интеллигенции и, в частности, к уважаемой группе людей, которые были первыми в борьбе с ЧК, — постараться не видеть в службе безопасности врага, которого раньше видели вы, сидевшие в лагерях по вине этого КГБ. Если мы хотим действительно строить демократическое общество, то кому-то надо де­лать первый шаг, и это должна сделать интеллигенция — не видеть врага. Да, они те же, да, они остались, других не может быть в нашем больном посткоммунистическом обществе. И без того много ненависти, чтобы открывать еще новый фронт или продолжать старый. Не может быть у страны других спецслужб, кроме тех, которые есть. Это утопия — всех уволить, а потом набрать новых. Интересно, по каким признакам? Я думаю, что со временем эти службы станут достойны демократии. Наивно ждать от служб, что они будут реформироваться сами.

Прежде всего общество должно проявить политическую волю для реформирования этих служб. Если этого нет, то все остальное — пустой разговор.

Второе, — вместо того, чтобы критиковать первые появившиеся законы, регламентирующие оперативно-розыскную деятельность или работу, связанную с вопросами безопасности, надо бы нашей интеллигенции, обладающей мощнейшим потенциалом, занять активную позицию по разработке проектов и усовершенствованию действующего законодательства. И это — только начало работы.

Третье, — парламентский контроль, и никакого другого. Этот контроль, конечно, не может быть абсолютно гласным, но он абсолютно бесполезен, если в обществе не будет уверенности, что наиболее уважаемые, достойные доверия парламентарии, извините меня, держат «под колпаком» каждый шаг руководителей спецслужб.

Четвертое. В сегодняшней конкретной политической ситуации я опять вынужден изменить свое мнение в отношении деидеологизации спецслужб, всех органов уголовной юстиции и армии. Раньше я выступал против деидеологизации, но за департизацию. Я очень уважаю Галину Васильевну Старовойтову, но не закон о люстрации сейчас нужен, нужно принять закон, запрещающий сотруднику спецслужбы заниматься любой политической деятельностью, быть членом любой политической партии или общественной организации. Я согласен, что не всегда закон может что-то изменить, но, по крайней мере даст возможность наказать того, кто его нарушит. Ввести такой закон надо быстро, иначе реанимированная коммунистическая партия и партии национал-патриотического толка будут иметь мощное влияние на чекистские организации, а они уже это влияние имеют. Закон, по крайней мере, позволит приступить к решению этой проблемы.

Пятое. Мне представляется, что безусловно необходимую координацию работы спецслужб малоэффективно и опасно понимать только как создание некоего государственного надведомственного суперинститута, даже если это и Совет безопасности. Это будет возврат к старой системе, которая только по-другому будет называться. Спецслужбам надо дать определенную профессиональную независимость и право координировать работу между собой как профессионалам, а не с точки зрения каких-то политических пристрастий.

Шестое. Давно известно, что не нужно ловиться на старую пропагандистскую удочку — шпиономанию, а нужно ловить шпионов. Вместе с тем сегодня бессмысленно не использовать новые возможности для сотрудничества с зарубежными спецслужбами. Во время моей недавней беседы с шефом ФБР Вильямом Сешенсом меня поразили его слова о силе инерции, мешающей начать взаимовыгодные контакты и сотрудничество. Все идеологические барьеры сняты — нужно начинать, однако ни та, ни другая сторона, кроме разговоров, ничего не делает. Контакты спецслужб могли бы стать добрым примером для политиков. Если раньше спецслужбы своей информацией углубляли конфронтацию, углубляли раскол, то сегодня они могли бы способст­вовать укреплению доверия.

Седьмое. Больше года назад КГБ обратился к президенту России с предложением создать единую систему непарламентских и неправительственных органов по защите прав человека. Такого рода системы действуют во многих странах развитой демократии — во Франции, Канаде, Швеции, Испании. В России они могли бы быть созданы очень быстро, если бы спецслужбы оказали этому материальное содействие. Намерения и возможности были. К сожа­лению, их не использовали — отвергла бюрократическая машина. Я не думаю, что сейчас необходимость эффективной досудебной защиты прав человека уменьшилась. И, пользуясь этой трибуной, я предлагаю руководителям спецслужб старую, но не устаревшую идею. Кроме того, с ее реализацией появляется возможность приступить к решению многих проблем во взаимоотношениях спецслужб и личности.

Восьмое. В наших реальных условиях гарантии того, что реформы идут, что старые привычки вседозволенности в отношении борьбы с идеологическими противниками постепенно отмирают (новые или старые, мы видим, что никакой разницы нет), могут дать только сегодняшние руководители спецслужб. Это печально, но это так. Потому что ни контроля, ни законодательства в полной мере нет. Поэтому мое предложение: надо их поддерживать, хотя они нас и не любят, надо их приглашать сюда, хотя они не хотят и упираются. Может, они потом поймут, что в этом их спасение, их польза. Думаю, что на каждом из них лежит колоссальная личная ответственность перед обществом за то, что, во-первых, в условиях еще не сформировавшегося до конца законодательства и контроля права человека будут соблюдаться, а во-вторых, будет обеспечена не мнимая, а действительная безопасность зарождающейся демократии. И речь не о том, чтобы пройти по кабинетам и решительно снять до сих пор чтимые портреты Дзержинского и Андропова и повесить портреты Ельцина и Хасбулатова. Речь идет о том, что не только высшие руководители страны, но и каждый гражданин должен быть уверен, что его права надежно защищены от произвола тайных чиновников.

Для того, чтобы получить демократические спецслужбы, надо, как минимум, иметь демократию; а для того, чтобы иметь демократию, надо, как минимум, начать создавать гражданское общество. Но не в привычных примитивных условиях митинговой стихии и борьбы против КПСС и КГБ, а в условиях, когда требуется не разрушать, а скрупулезно шаг за шагом создавать с азов демократию, проявлять терпимость к инакомыслию, уважение к закону, без чего демократии нет. Из системы, где 70 лет культивировали ненависть, подозрительность, страх никогда не выбраться, если шагать по трупам, используя ту же мораль, по которой человек был и остается винтиком.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

Предыдущая страница Следующая страница

Опубликовано на сайте: 29 декабря 2009, 3:30

2 комментария

  1. Евгения Крамарова

    Что можно сказать про дело,которое запороли,прикрыли в 2004-2005 годах.
    Под благовидным предлогом ….Якобя благовидным.
    Правозащитник Евгения Крамарова

  2. Манька

    Галина Старовойтова говорила о люстрации и как она была права.
    Если бы провели тогда люстрацию(запрет на профессии) не было бы такой чудовищной прихватизации и соответственно олигархов-КГБшников, вцепившихся зубами в власть. Мы пошли бы по тому пути который прошел Китай.