12. Валентин Оскоцкий. Сопредседатель Содружества союзов писателей.
Интеллигенция под пятой КГБ.
Дорогие друзья, уважаемые коллеги, уважаемые представители служб, ведущих активную работу против России.
Простите мне эту неуклюжую шутку, но она задана текстуально, той аттестацией, которую дал нам всем начальник Центра общественных связей Министерства безопасности Российской Федерации генерал Черненко. Впрочем, генерала можно понять. Логика его рассуждений подчинена принципу — кто не с нами, тот против нас. Я прекрасно понимаю, что мы с вами не являемся агентами нынешних служб безопасности, но он и мысли не может допустить, что мы можем при этом не быть агентами закордонных спецслужб. Да и, кроме того, об агентах отечественных он куда более высокого мнения. Цитирую по его выступлению в апреле прошлого года в газете «Мегаполис-экспресс». «Забудем слово “стукач” Нет такого термина. Если бы можно было познакомить вас с кем-нибудь из агентуры, вы убедились бы, что эти люди заслуживают всяческого уважения. Подбор агентов, кстати, нелегкое занятие. Чтобы не попался алкоголик, гомосексуалист, наркоман, разведенец, нужен устойчивый, спокойный гражданин, в котором развиты патриотические чувства. Агент — это, как правило, человек высокообразованный, работающий за идею. Очень многие агенты принципиально отказались от вознаграждения за работу».
Начну с них — высокообразованных, высокоморальных, высокоинтеллектуальных и высокоидейных. Полковник Владимир Рубанов, возглавлявший после августовского путча аналитическое управление КГБ, снял с себя ответственность за стукачество, списав его на социальную болезнь всего общества. Но возникает вопрос, разве КГБ не стимулировало эту социальную болезнь? И разве поступающая информация растворялась в некоем безвоздушном пространстве, а не собиралась в его стенах? Тому же Владимиру Рубанову был задан вопрос, какой процент стукачей был внедрен в те или иные коллективы. Сославшись на большие рабочие коллективы, он назвал цифру один к тысяче.
Не берусь судить об этой цифре, хотя подозреваю, что она явно занижена. Однако, если обращаться к теме моего сообщения — научной и творческой интеллигенции, то убежден, что здесь соотношение куда более высокое. Может, даже один к десяти. По крайней мере, журналист «Комсомольской правды», ознакомившись с заключением экспертной группы депутатской комиссии Российского парламента, работавшей после августовского путча, а ныне, кажется, распущенной, писал, что исследуя документы по агентурной работе КГБ, эксперты обнаружили в архивах доносы практически на всех ведущих деятелей литературы и искусства. Платными стукачами — вот вам и заявления о том, что они отказываются от оплаты — были просто начинены МХАТ и Большой театр, Союз писателей и Союз кинематографистов, Госконцерт, различные гуманитарные институты, Академия наук, медицинский комплекс микрохирургии глаза.
К этому перечню, который может быть десятикратно увеличен я могу добавить и Институт мировой литературы им. Горького. Одним из его ведущих научных сотрудников, заведующим сектором теории литературы, был многолетний и многоопытный доносчик Яков Эльсберг. Я могу также сослаться на издательство «Советский писатель», которое в течение многих лет возглавлял Николай Лесючевский, посадивший своими доносами Николая Заболоцкого, Павла Васильева, Бориса Корнилова. К слову сказать, он досидел в этом директорском кресле до последних дней своей жизни и даже успел уволить из издательства людей, которые вывели его на чистую воду. Так что повторяю: соотношение один к тысяче к научной интеллигенции явно не подходит. Откуда бы иначе КГБ становились известны те сведения, те факты, те разговоры, которые были достоянием узкого круга лиц. Ведь, право же, были наперечет те люди, среди которых академик Ландау назвал советский режим не просто тоталитарным, а фашистским. Но сигнал об этом частном разговоре тут же поступил по соответствующим каналам.
Как вы понимаете, не с трибун собраний и митингов (их просто не было) выражали известные 22 писателя и художника сочувствие Булату Окуджаве, когда на него усилиями КГБ в Союзе писателей было заведено дело. Но все эти 22 человека поименованы в соответствующей справке КГБ, адресованной ЦК КПСС. Не с трибун собраний присутствующий здесь поэт Василий Корнилов, другие писатели обещали Булату Окуджаве материальную помощь. Но перечень тех, кто был готов эту помощь оказать тут же поступил в КГБ. Информационная справка об этом подписана Филиппом Бобковым, который много лет курировал литературу и искусство и оставался заместителем председателя КГБ и при Андропове, и при Крючкове.
Вспоминаются трагические строки Ольги Берггольц: «Я не люблю за мной идущих следом». И финал стихотворения: «…Вот уж много дней, как даже дома меня не покидает страх знакомый, что по следам идущие придут». Надо сказать, что демократическая интеллигенция исстари в России была намного опаснее для правящего режима, чем, скажем, черносотенство. И советская власть боялась более всего демократической интеллигенции. По сути это закономерно. Ибо интеллигент — это обладатель той самой интеллектуальной собственности, которую невозможно отменить никаким декретом и реализацию которой очень трудно контролировать. А между тем интеллектуальная собственность таит в себе опасность оппозиционного инакомыслия, опасность свободной самостоятельной мысли. Но тоталитаризм не был бы тоталитаризмом и диктатура диктатурой, если бы они не убивали в зародыше любые проявления свободы. Ведь это — условие их самосохранения.
К чести и достоинству демократической интеллигенции и вопреки нынешним наветам на нее, скажем, национал-патриотических хулителей, она оправдывала недоверие к себе властей и их спецслужб. Характерный пример дал бывший секретарь ЦК Гришин, который в августе 1968 года сообщал в ЦК КПСС: «Отдельные лица, преимущественно представители интеллигенции, проявляют недопонимание обстановки, сложившейся в Чехословакии и выражают недовольство вводом войск на ее территорию». Вот вам еще одно звено той длинной цепи суждений и высказываний об интеллигенции, начало которой кладет ленинское словечко «говно», обращенное к интеллигенции в целом, а продолжают сталинские слова о «перепуганных интеллигентиках». (Это было сказано в те дни 1941 года, когда интеллигенция шла на заклание в московское и ленинградское ополчения.)
За полгода до августовского путча в журнале «Столица» было опубликовано совместное письмо московской и петербургской групп интеллигенции под названием «КГБ и наше будущее». В нем, в частности, говорилось о том, что официальное осуждение карательной деятельности этой организации относится к дохрущевской эпохе и не распространяется на дальнейшее.
Надо сказать, что после августа положение несколько изменилось. Происходит наращивание фактического материала, относящегося к деятельности КГБ в 70-80 годах. Обращаясь сейчас к этому периоду я хочу поразмышлять об уроках тотальной слежки и надсмотра за интеллигенцией. Ведь принципы этой слежки действуют до сих пор. И масштабы ее могут быть восстановлены в прежнем объеме, как только в этом будет необходимость. Теперь наряду с карательными расправами с оппозиционным инакомыслием с помощью репрессивных мер имеются факты привлечения психиатрии, что можно считать персональным вкладом Юрия Андропова в политику государства.
Но о повседневном надзоре над умами и душами нам известно менее всего. Смысл этого повседневного надзора раскрыли в своих дневниках академик Вернадский и Корней Чуковский, чьи документы только недавно опубликованы в периодике и стали по-настоящему трагическими свидетельствами пережитой эпохи. Вернадского потрясало усреднение науки и засилье благонадежных бездарей, Чуковский приходил в ужас от нетерпимости к ярко-личностному выражению таланта, вытесняемому верноподданнической посредственностью. Надсмотр перерастал в сокрытое и открытое насилие над наукой и культурой. И это еще одно преступление, которое мы вправе вменить и строю, и режиму, и его спецорганам.
Все это дела давно минувших дней, хотя плоды их мы пожинаем и сегодня. Скажем, вмешательство КГБ в кибернетику и генетику, защиту шарлатана Лысенко в биологии, Митина или Юдина в философии. Вспомним об опеке власти над ее любимыми проходимцами — они были в каждой области науки, вспомним о расправе с их оппонентами. Ближе к нашим дням препятствия, которые чинились на пути социологии, когда предпринимались усилия для сокрытия социологических исследований. Часто это оборачивалось личными трагедиями. Так, Елена Санникова, которая исследовала положение инвалидов в стране, была судима за распространение слухов и сведений, порочащих советский общественный строй.
Больше всего сведений мы имеем сегодня о цензурном надсмотре. Мы знаем, в каких жестких цензурных тисках оказался «Новый мир» Твардовского, мы знаем, как много тяжелого пережил театр Товстоногова, «Современник», театр на Таганке. К слову сказать, сам Юрий Андропов сигнализировал в ЦК КПСС о возможных проявлениях антиобщественного характера в связи с постановкой Юрием Любимовым спектакля о Высоцком, где с тенденциозных позиций постановщик пытался показать творческий путь Высоцкого и его взаимоотношения с органами культуры. Под «затуманенным» именем Главлита, о чем писал Солженицын в своем известном письме к съезду, цензура не сужала, а расширяла свои права. Дело доходило до защиты неприкасаемых писателей, до вмешательства в рецензионные оценки. Меньше нам известны факты профилактического, если говорить профессиональным языком КГБ, характера. Когда под колпаком держались и Константин Паустовский, и Борис Балтер, Александр Яшин, Ямпольский, Борис Слуцкий, находящийся здесь Алесь Адамович, Владимир Корнилов, Владимир Дудинцев, подписанты писем в защиту Синявского и Даниэля, других жертв судебного произвола. Под надзором были и те, кто в канун 50 — летия Солженицына направили ему поздравительные письма и телеграммы. В этом же числе писатели, связанные с «Метрополем». И не кто иной, как сам Андропов давал справку в ЦК о подозрительном поведении Василя Быкова и о том, что принимаются меры, дабы оградить его от контактов с западными спецслужбами. Не одной ли из таких мер было битье стекол в доме писателя, организованное, как якобы стихийное проявление читательского недовольства его произведениями. Мы можем вспомнить обо всем. Вплоть до попыток отравления Войновича. О всех бесцеремонных вмешательствах в личную жизнь, шантаж различными сведениями, что широко применялось при сборе подписей под разного рода коллективными письмами — в поддержку ли оккупации Чехословакии или в осуждение Сахарова и Солженицына.
Но вот возникает вопрос, а какое это имеет отношение к нашим дням. Мне думается, что Вадим Бакатин, выступая в «Правде» после августовского путча, несколько поспешил сказать, что слежка за инакомыслящими прекращена, что ее нет. Должен сказать, что продолжается и подслушивание телефонов, и перлюстрация писем, и во всем этом выражается стремление по-прежнему надзирать за общественным сознанием и воздействовать на общественное мнение. Отсюда однозначная поддержка спецслужбами Жириновского, Невзорова или Проханова. На слежку работает прошлогодний закон об оперативно-розыскной деятельности, легализующий за государственными структурами право иметь агентурную сеть, которая языком их эвфемизмов называется «нелегальными помощниками». Бытует дезинформация как средство дезориентации общественного мнения и компрометации неугодных людей. Скажем, компрометация путем распространения сведений, якобы утечка информации об их связях с КГБ. Самый последний яркий пример, как на эту приманку клюнула «Независимая газета», гордящаяся своей независимостью, в связи с Андреем Синявским и Марией Розановой.
Продолжается вмешательство в издательские дела и, более того, разрабатываются новые методы этого вмешательства. Мы знаем, как в издательстве «Пик» на год было задержано издание книги Олега Калугина «Вид с Лубянки». Каким приемом? Появляется некая зарубежная фирма, которая перекупает право первого издания, подписывает договорные документы, а потом исчезает. Пока эта фирма разыскивается, пока выясняется, что она в природе не существует, проходит время.
Не могу сказать о новой легенде, рожденной в органах КГБ, об агентах влияния. Мы знаем, что у истоков этой легенды стоит Юрий Андропов, но, думаю, свой новаторский вклад в эту легенду внес Крючков, заявив, что иные агенты влияния могут и не знать о том, что они агенты. И, право же, тут открывается широчайший простор для преследования всех, кого будет угодно. К слову сказать, версия агентов влияния подхвачена сейчас, в период подготовки нашей конференции. Обратите внимание на статью Илюхина, появившуюся недавно в «Правде», и где даются поименные указания для охоты на ведьм.
А существуют ли сейчас факторы устрашения, насилия? Об этом буду говорить гипотетически, ибо документально об этом говорить невозможно. Но тем не менее совпадения настораживают и вызывают подозрения. Я могу допустить, что бывший оргсекретарь московской писательской организации Виктор Ильин (кстати сказать, бывший генерал КГБ, сам сидевший, а после реабилитации направленный в Союз писателей) был случайно сбит машиной возле своего дома. Но меня настораживает эта случайность, потому что она произошла после того, как Виктор Ильин, выйдя на контакт с некоторыми деятелями демократического движения, изъявил желание поделиться своими познаниями, а его познания куда как широки.
Случайно ли то, что квартира журналиста Владимира Крючерянца, дважды выступившего в печати со статьями о средствах массового воздействия на психику людей, сгорела, а сам он заболел странной болезнью, симптомы которой были у Солженицына?
Случайно или не случайно, что на журналиста, огласившего документы, описывающие сокрытие фактов, связанных с чернобыльской трагедией, было совершенно покушение после того, как этими документами заинтересовался Конституционный суд?
Было и падение куска штукатурки с крыши дома и наезд машины, из-под колес которой человека буквально выхватил случайный встречный прохожий Случайно ли все это или нет? Я понимаю, что мой случай выглядит пустячным. Но не могу о нем не сказать, потому что он произошел буквально неделю спустя после того, как я, выступая свидетелем по делу Осташ-вили, был атакован его защитниками вопросами, на которые я отказался отвечать. А вопросы звучали так: «Назовите сионистские организации в Москве, с которыми вы контактируете», и «С какими зарубежными сионистскими центрами вы связаны». А на следующий день после этого я выехал в туристическую писательскую поездку за границу и был подвергнут нашими людьми в нашей группе такому шмону; я не думаю, что они всерьез искали доказательства моей связи с зарубежными сионистскими организациями, это был пример устрашения. Когда я написал об этом в журнале «Столица», то никаких опровержений не последовало.
Перехожу к выводам. Отвергая нашу конференцию, нам предрекали предвзятость, навешивание, дескать, на КГБ грехов, которых нет. Но проведите расследование, хотя бы по названным мною фактам. А заодно задним числом откройте правду о гибели Константина Богатырева, в убийстве которого органами КГБ не сомневались Лидия Чуковская, Александр Галич и Виктор Некрасов. Отмежевываясь от прошлого, не забудьте распустить созданный вами Антисионистский комитет. Сделайте так, чтобы перед общественностью, скажем, на следующей нашей конференции выступил бы и Филипп Бобков, полковник Бардин, работавший с Марией Розановой и Ларисой Богораз, и, скажем, рассекретьте того самого агента Андрея, который был заслан и в «Московскую трибуну» и в писательскую организацию «Апрель». Если только этот Андрей не вами созданный миф, чтобы посеять и среди членов «Московской трибуны» и среди писателей «Апреля» взаимное недоверие друг к другу. Требуя доверия к себе, оправдайте его открытием архивов и сделайте эти архивы достоянием общественности. И тома дела Анны Ахматовой, и том дела Ольги Берггольц, и архив Виктора Некрасова, изъятый при обыске, и архив Шаламова, и архив Анатолия Марченко должны храниться не на Лубянке и не в Большом доме на Литейном, а по крайней мере в государственном архиве литературы и искусства. Причем в этом архиве хранится часть фонда, связанного с деятельностью московской писательской организации, но, однако, именно архив тех лет, когда ее возглавлял Феликс Кузнецов, нынешний директор Института мировой литературы, именно эта часть архива отсутствует. Она находится под охраной самого Феликса Кузнецова в Институте мировой литературы, и он никого не допускает к этой части архива. Есть, стало быть, что хранить в этой части архива — это и дело «Метрополя», и исключение писателей, которое осуществлялось под его руководством.
Наконец, как показывает опыт работы, созданной в бывшем Союзе писателей бывшего СССР комиссии по наследию репрессированных писателей, в тех архивах, которые сейчас хранятся в КГБ, есть масса ценностей, имеющих общекультурное значение. Эта комиссия получила роман Андрея Платонова, извлечен из этих недр дневник Булгакова, и даже письмо Льва Толстого найдено при обыске у одного из арестованных. Разумеется, получению этих материалов чинились препятствия, но среди работников бывшего КГБ, а нынешнего Министерства безопасности, были люди, которые помогали эти материалы получить.
Я думаю, что в резолюцию нашей конференции должны быть внесены пункты о том, что необходимы указы, запрещающие прослушивание и перлюстрацию. Но указов мало. Должна быть создана атмосфера той нравственной нетерпимости в обществе, в котором и подслушивание, и перлюстрация невозможны. Однако вспомните, сколько ушатов грязи было вылито на того же Вадима Бакатина в связи с рассекречиванием сведений о подслушивающих устройствах. И хотя бы одно возражение, что иметь такого рода государственные секреты для государства постыдно с нравственной точки зрения. Пора поставить вопрос и внести его в нашу резолюцию о том, что ВЧК и все последующие модификации этой структуры должны быть признаны преступными, и их деятельность должна быть признанной преступной.
А что нынешнее Министерство безопасности? Я думаю, что это не новая структура, она правопреемник прежних. И вот почему более правильным было бы решение о роспуске этой структуры и создание новой со строго ограниченными полномочиями, как борьба с терроризмом, наркобизнесом и т. д.
В заключение хочу сказать, что когда я читаю обещания генерала Стерлигова запомнить всех, кто выступает против Русского национального собора, когда я читаю обещание Александра Проханова мстить каждому, кто развалил великий Советский Союз, я вспоминаю, что собирать силы для мщения не нужно, они есть. Я знаю, что руководство КГБ бывших республик сейчас находится в Москве и прекрасно работает в коммерческих структурах. Когда генерал Филатов грозится со страниц «Дня», что в случае, если он будет избран мэром Москвы, он начнет свою деятельность с того, что даст приказ о строительстве новой большой тюрьмы, и когда следующий номер газеты «День» заявляет, что демократический режим не вечен и придет патриотическая власть, которая спросит со всех, кто ей противостоял, то я думаю, на сегодняшний день генерал Филатов сам себе перекрыл путь в избрание в мэры, и надеюсь, что москвичам хватит разума не голосовать за новую большую тюрьму. Думаю, что угрозы газеты «День» лишь для самовозбуждения. Но кто из нас, сидящих в этом зале, может поручиться, что это или подобное этому не произойдет завтра или послезавтра?
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Предыдущая страница Следующая страница
Опубликовано на сайте: 29 декабря 2009, 3:30
Что можно сказать про дело,которое запороли,прикрыли в 2004-2005 годах.
Под благовидным предлогом ….Якобя благовидным.
Правозащитник Евгения Крамарова
22 января 2012, 18:53
Галина Старовойтова говорила о люстрации и как она была права.
Если бы провели тогда люстрацию(запрет на профессии) не было бы такой чудовищной прихватизации и соответственно олигархов-КГБшников, вцепившихся зубами в власть. Мы пошли бы по тому пути который прошел Китай.
7 июля 2012, 0:15