К гибели Виктора Некипелова

Кажущиеся на первый взгляд таким странным предположения Маши Подъяпольской и Крыловского (статья http://www.memo.ru/library/books/nekipelov/nekipelov.htm) о том, что прежде чем раковое заболевание у Некипелова перешло в необратимую фазу, что только от онкологического заболевания Некипелова отказывались лечить врачи и в Чистополе и в Казани, и в больнице им. Газа в Ленинграде, а что на самом деле Виктор в течении длительного времени был объектом сознательного медикаментозного отравления на самом деле является не таким фантастичным, как могло бы казаться. И Крыловский мог бы найти более близкие свидетельства и аналогии, чем, конечно, очень важное и интересное интервью Юрия Власова. В той же Чистопольской тюрьме три года перед освобождением провел Владимир Балахонов, который перед этим был на обследовании в институте им. Сербского и находился в виде исключения в одиночной палате. Мы все знали и это было рядом с камерой Виктора Некипелова, что периодически у Балахонова начинала болеть голова и он объяснял соседям, что это из угла камеры его травят газами. Никак успокоить Володю нельзя было. Доказательства вроде «вот мы же не чувствуем газов», на него не действовали. Через день он приходил в себя. В Пермской зоне был человек, который боялся взять выданную ему пайку с хлебом и все пытался поменяться с соседом, а потом говорил, что нет это они предусмотрели, что я с тобой поменяюсь, именно твоя пайка отравлена.

Одно вполне очевидное медикаментозное отравление, хотя не такое катастрофическое, было произведено с Анатолием Корягином, Яниным и мной, когда мы все вместе голодали и что-то было прибавлено во вливаемую нам питательную смесь. У всех троих поднялась температура до 42 градусов, начались судороги, тяжелые головные боли и Анатолий Корягин, будучи врачом, тут же определил, что это не могло быть случайным пищевым отравлением, скажем, от недоброкачественной смеси – в этом случае мы бы чувствовали себя по разному. По заключению Корягина это были прибавленные в смесь не известные ему нейролептики. О чем мы все бестолку написали большое количество жалоб в прокуратуру. Примерно через год опять во время моей голодовки и находясь в камере тоже с голодающим по другому поводу Женей Анцуповым, я был свидетелем того, как был отравлен он. Обычно искусственное питание делалось прямо в этой довольно большой камере, был уже 20 или 30 день голодовки, но Анцупова почему-то вызвали для этого в комнату начальника отряда Кастанова. Вернувшись, сперва он сказал, что там был врач Альмиев, но минут через десять Женя стал с ужасом говорить, что у него холодеют руки, потом ноги, что холод продвигается к сердцу, а потом внезапно начал плакать и повторять «ну я же не хотел для страны ничего плохого, ведь все, что я писал должно было только улучшить жизнь, почему они так надо мной издеваются? Я же на самом деле на все согласен, я готов подписать любую их бумагу, готов написать любую статью, которую они хотят». Было ясно, что Анцупов в ненормальном состоянии и, по-видимому, ему было что-то подмешано, когда его вызвали. Я, уже имея опыт нашего отравления с Корягиным и Яниным, пытался уговорить Женю не бить ногами и кулаками в дверь и не кричать, что он на все готов. Наскоро объяснял, что со мной и Корягиным это уже было и что, даст Бог, и у него все пройдет, что его тоже отравили. Но Анцупов слушать меня не хотел и оторвался от двери, в которую он колошматил и кричал, только для того, чтобы ударить меня чайником по голове. Что на тихого и интеллигентного Анцупова было совершенно не похоже. Минут через десять его забрали из камеры, перевели, кажется, к Мише Ривкину, но насколько я знаю, никаких покаянных текстов он не написал и не подписал.

Таким образом можно с уверенностью сказать, что над политзаключенными производились разнообразные медикаментозные эксперименты. Их травили с разными целями и с разной степенью наносимого вреда. А поэтому, хоть мы и думали все, что Виктор Некипелов был изначально болен и все преступления тюремщиков состояли в том, что ему не оказывалась адекватная медицинская помощь, но судя по тому, что после его освобождения из тюрьмы пропали все внешние признаки болезни, можно думать, что на самом деле предположение Маши Подъяпольской и Крыловского вполне оправдано и Некипелов действительно был жертвой систематического медикаментозного отравления.

Честно говоря, я даже не помню присутствовал ли Виктор на пресс-конференции, которую мы проводили в его защиту, хорошо помню только Нину. Но на прощальном вечере у Маши Подъяпольской, когда Некипеловы должны были уже уехать, Виктор правда меня узнал, но сидел подавленный, безучастный и было похоже, что не вполне понимал ради чего все собрались.

P.S. Многое из того, что я сейчас написал (и немного другой информации) было в моем докладе на 5-й конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» в разделе КГБ и медицина (февраль 1995 года). Я понимаю, что достать эту редкую книгу сейчас уже никто не может, но она есть на моем сайте – http://grigoryants.ru/kgb-vchera-segodnya-zavtra/v-konferenciya/.

Опубликовано на сайте: 9 октября 2016, 14:38

11 комментариев

  1. Витольд

    Сергей,привет ! В 11 зоне в 67-69 г.г.в Мордовии сидел молодой парень,который хорошо знал английский язык,говорили,что он работал в каком-то посольстве,что в чем-то проштрафился его начальник,который запугал парня,заставил взять вину на себя,пригрозил отравлением.С тех пор он всю лагерную пищу долго кипятил и ел так,чтобы никого не было поблизости.Всех он считал чекистами,а себя настоящим зэком.Говорил,что лагерь находится в центре Москвы, а лес вокруг просто декорации.Что на нем чекисты обучают своих людей.Всем он присвоил звания.Мне он доверял больше всех,но о себе все равно ничего не говорил.Запуган был напрочь.Звали его Франц Завиркин.

  2. Михаил Ривкин

    Анцупова соединили со мной 21-25 сентября 1986. примерно Меня подняли из карцера,через три дня перевели к нему в камеру, сидели вдвоём дл 10 декабря. Он ничего про ту историю не рассказывал, я узнал уже позднее, кажется на этапе в Москву. Вызлядел он вроде-бы нормально, насколько все мы там были нормальными…. Меня как раз в карцере кормили через зрнд, раз пять, и я запомнил такую деталь. Два озранникак в коридоре, перед началом кормления, разговаривают: “А кто супчик солил?” – “Соня”. Меня, даже в том моём полуобморочном состоянии, две детали поразили: какая разница, солёная жи эта жижа или нет? и второе: соня ведь это медсестра, имела допуск в политическоое крыло, и все знали, что она работает на ГБ.Ничего особенного я после кормления не почувствовал. Скорее полная апатия и безразличие ко всему. Но мне и не предлагали ничего подписывать или заявляьб. Просто сказали: не снимеешь голодовку – будет ещё пятнашка. и я в том состоянии согласимлся снять голодовку. Но вот во время следствия, на самом первом допросе, похоже,что-то было.Допрашивали меня как свидетеля, до пяти часов вечера. Следак проводил до проходной, и вдруш спрашивает: №а вы как домой поедите7 на такси?” – “почему на такси? на метро” – “А вы доедите, всё нормально?” я очень удивился. А когда доехал до дому, началась жутикая головная боль, рволта, до ночи… Но, опять, же, резких перепадов в психическом состоянии не почувствовал, может перевозбужление как-то меня спасло.. или дозу не рассчитали

  3. Sergey Grigoryants

    Ваше упоминание о медсестре Соне и этот рассказ я уже встречал в Вашей книжке “Два года на Каме”. Думаю, что здесь Вы ошибаетесь, или просто мало что знаете о Соне. Была она обычной медсестрой, татаркой, конечно, выполнявшей все, что ей скажут, но для таких серьезных вещей, как отравление политзаключенных, у нас были два врача и фельдшер, и поручать это Соне не было никакой нужды. Да и результатов никаких не было. Что касается второго Вашего рассказа, то здесь мне судить трудно, хотя непонятно, как это отравление было произведено. У Володи Войновича все было ясно на допросе в “Метрополе”: его отравили сигаретами. Вызвали первый раз – посмотрели какой сорт он курит, и как торопливо берет одну сигарету за другой, а на второй раз, просто подменили сигареты. Что было у Вас, Миша, понять нельзя. Вы не пишете о том, что Вас чем-то кормили, или давали Вам закурить.

  4. Sergey Grigoryants

    Добрый день, Витольд! Я упоминал, забыв фамилию, вероятно, еще об одном человеке – его знал Коля Ивлюшкин. Это был, кажется, капитан из морской разведки, откуда-то из Прибалтики. Судя по всему, стабильный страх отравления, который не появился ни у Янина, ни у Корягина, ни у меня, был результатом у всех троих длительного пребывания (у Балахонова – месяц, как он мне рассказывал) в одиночной палате в институте имени Сербского.

  5. Михаил Ривкин

    Добавлю в отношении Эпизода в Лефортово. Часа через четыре после начала допроса, когда стало ясно, что я не даю показаний, и даже отказываюсь подтверждать те факты, которые они мне “вводили”, т.е.то, что следователь сам рассказывал о моих контактах и т.п., следователь предложил мне выпить чаю. Я обратил внимание на две детали: следователь заваривал чай стоя в очень неудобной позе, спиной ко мне и лицом к низенькой тумбочке, согнувшись. Поза была очень неудобная,но зато он загораживал от меня свои руки и чайник с заваркой. Кроме того, меня поразило, насколько крпкий был чай. Настоящий чифир. Через четверть часа после того, как я выпил, следователь вдруг забыл о том, зачем меня вызвали в ГБ, и стал читать какую-то газетную заметку, о том, что США потребляют больше кислорода, чем регенерируется над их территорией. Прочитав, стал задавать вопросы “на проверку”, насколько я понял и могу повторить содержание статьи. В 2005, когда я был в германии, я встречался с Г.Суперфином, говорили о том, как у кого шло следствие. Я ему про тот эпизод в Лефортово не рассказывал. И он меня неожиданно спрашивает: “ну как, а чаем-то поили на допросах? чай крепкий предлагали?” и рассказал, что ему давали очень крепкий чай, после которого он чувствовал себя странно, появлялось состояние какой-то эйфории…

  6. Михаил Ривкин

    и в догонку: “лефортовский чифирёк в наши дни”

    “Вспоминается история с Алексеем Пичугиным, которого 14 июля 2003 года отвели на допрос из камеры СИЗО «Лефортово» к соседям— в Следственное управление ФСБ. Потом он говорил адвокатам, что там ему предложили кофе и сигарету. Его сосед по камере Игорь Сутягин рассказывал, что Пичугина привели с допроса в невменяемом состоянии.

    13 лет спустя, после аналогичного выхода из камеры к «соседям» в Следственное управление ФСБ у Михаила Максименко участились головные боли”

    http://echo.msk.ru/blog/zoya_svetova/1855624-echo/

  7. Sergey Grigoryants

    Теперь Ваши воспоминания. Миша, стали гораздо понятнее. До этого Вы о чае не упоминали.

  8. Михаил Ривкин

    Эту историю про чай я рассказал в 1990 г. в интервью М. Перевозкиной и А. Пятковскому. Интервью было опубликовано в 2006-м, на сайте В. Игрунова, где собраны все мои воспоминания http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-dissid/dissidents/rivkin/1200923212.html

  9. Sergey Grigoryants

    Михаил Ривкин

    Миша, простите, но на сайте Игрунова я ничего не читаю.

  10. Александр Че.

    Материалы расследования отравления Литвиненко на русском языке к годовщине
    http://www.rulit.me/books/litvinenko-rassledovanie-read-443432-1.html
    Гольдфарб выкладывал эту ссылку на Эхе, там она уже ушла в “подвал”.

  11. конь

    ссср капут кгб капут покупаем технологии.удачи вам сволота.