Постсоветской России – уже двадцать два. Не просто суверенной, а именно постсоветской: 12 июня 1990 года, приняв – шестой среди союзных республик – декларацию о суверенитете, Российская Федерация… Впрочем, предоставим слово хорошо информированному участнику событий.
«Хорошо помню обсуждение этих вопросов… в политбюро, – вспоминает Евгений Примаков (в июне 1990-го – председатель Совета Союза Верховного Совета СССР и член Президентского совета). – … Звучала тревога по поводу того, что обособление России приведет к ослаблению, а возможно, и сломает тот “российский стержень”, на котором держался Советский Союз». (Евгений Примаков, «Годы в большой политике», сс. 76-77)
Не отмалчивались и на других ступенях социальной лестницы. «Примерно годом раньше, в Лондоне – в одном из интервью – я говорил о неизбежном распаде Советского Союза», – рассказывает основатель и руководитель независимого журнала «Гласность» Сергей Григорьянц. «Конечно, – продолжает Григорьянц, – это понимали и многие другие люди, но я это сказал вслух. И их это так поразило, что они не стали публиковать это интервью. А потом сетовали: дескать, вы это так давно сказали, а мы вам не поверили!»
Ирину Павлову – историка и публициста, проживающего в Бостоне – эта недоверчивость не удивляет. «Для многих на Западе, – подчеркивает Павлова, – особенно для так называемой прогрессивной общественности, сама мысль о возможном распаде СССР казалась крамольной. Но для тех, кто понимал российские проблемы, и особенно для тех, кто профессионально занимался историей создания СССР, было ясно, что сам факт такого государственного образования – это мина замедленного действия.
Так, американский историк Ричард Пайпс уже в первой своей книге “Образование Советского Союза: коммунизм и национализм” (1954) проводил мысль об искусственности СССР, созданного путем принуждения и насилия. Уже тогда Пайпс пришел к выводу, что Советский Союз постигнет та же судьба, что в семнадцатом постигла Российскую империю. И действительно: когда ослабла скреплявшая СССР партийно-государственная вертикаль власти с центром принятия решений в Москве, посыпались и скрепы союзного государства».
Сыпались они, впрочем, далеко не беспорядочно. «Премьер-министр Польши Ольшевский, – продолжает Сергей Григорьянц, – потом рассказывал мне о совещании глав руководителей спецслужб стран Варшавского договора, состоявшемся в Полесье в восемьдесят девятом. Участники которого пришли к выводу: надо отдать власть демократам – сохранив контроль над армией и спецслужбами. И, конечно, вывезя за рубеж капитал. А демократы, дескать, пусть справляются с экономикой и социальными проблемами. После чего и придет время спецслужб».
Партократия меняет цвет
По мнению Ирины Павловой, этот замысел и воплощается в жизнь сегодня. Чему, по ее мнению, не следует удивляться: «Общественная самоорганизация после семи десятилетий советской власти находилась практически на нуле; самостоятельные гражданские структуры отсутствовали, а демократические партии были крайне слабы и не имели социальной базы».
Так кто же стал могильщиком советской державы? «Я видел, – вспоминает Сергей Григорьянц, – как растут антиправительственные движения в союзных республиках, и насколько заманчивой кажется их главам всеобъемлющая власть в своих будущих странах». «Империю, – констатирует Ирина Павлова, – разрывала перекрасившаяся национальная партократия. Национально-демократические революции произошли, пожалуй, только в Прибалтике, но уж никак не в Центральной Азии».
Произошла ли демократическая революция в России в августе девяносто первого? По мнению Ирины Павловой – нет. «Массовое, но неясное стремление масс к свободе – было. Был массовый настрой против центральной коммунистической власти.
Благодаря этим факторам многотысячные массы народа и вышли в 1991 году на улицы. Но не надо забывать, что кристаллизовались они не вокруг лидеров тогдашнего демократического движения, а вокруг Ельцина, представлявшего российскую власть. Которая, собственно, и одержала победу».
«Мы – журнал “Гласность” и Фонд “Гласность” – не поддерживали Ельцина, – вспоминает Сергей Григорьянц. – Мы публиковали материалы о том, что в свое время, в Свердловске, Ельцин сажал детей своих знакомых – наших соседей по лагерю – за то, что они слушали радио “Свобода” и записывали передачи».
«И вдруг, – продолжает правозащитник, – этот самый Ельцин призывает народы Союза и России “брать себе столько суверенитета, сколько смогут переварить”. Вся эта свистопляска вокруг Ельцина, эта внезапная реклама – с моей точки зрения – и тогда, и теперь – совершенно не соответствовала его умственным способностям и казалась нам явно организованной…»
Русский сепаратизм и власть
Рекламировалась, однако, не только фигура Ельцина, но и идея: российский суверенитет – в противовес союзному. «Идея выхода России из Союза появилась еще в семидесятые, – рассказывает Сергей Григорьянц.
– Был такой – совершенно забытый сегодня – человек: Володя Балахонов. Сидевший тогда в наших лагерях бывший сотрудник КГБ – получивший швейцарское гражданство, а потом – когда жена увезла обожаемую четырехлетнюю дочь – вернувшийся в Москву и получивший двенадцать лет. Именно он очень серьезно говорил об этом – как о способе прекратить реально имевшую место русификацию и, как следствие – вражду к русским во многих регионах Советского Союза. Иными словами, он думал о гуманитарных проблемах, а не о предпосылках захвата власти».
Другие думали о другом. «Из какого-то странного источника, – продолжает основатель «Гласности», – исходили бесконечные разговоры – о том, что нечего России кормить нахлебников: Прибалтику, Центральную Азию и т.д. Дескать, все у нас есть, а бедные русские – нищие». «В самом деле, – убежден Григорьянц, – были вполне серьезные основания для того, чтобы задуматься о судьбе России. Русский народ действительно был одним из самых нищих народов Союза. Уничтожались многие национальные культуры, но русская была самой крупной из них. Однако рядом с людьми, действительно встревоженными ее бедственным положением, было бесконечное количество игроков, провокаторов и просто сотрудников КГБ.
Любопытно: русофильские движения всегда были близки к КГБ. (А журнал “Молодая гвардия” был просто любимым детищем этой организации.) Поскольку силовым структурам, и КГБ в частности, было присуще – трудно назвать это национальным самосознанием – но стремление к сугубо национальной власти. И русское национальное движение было нашпиговано разнообразными сотрудниками (или близкими к ним людьми), может быть, в большей степени, чем демократическое движение вообще».
По мнению Ирины Павловой, никакого русского национального движения – как движения! – в начале девяностых не существовало вовсе. Поскольку – констатирует она – «настроения русского национализма – великодержавные русские настроения – как раз и замыкались на центральную власть, культивировавшую и поощрявшую их». «Не случайно, – подчеркивает историк, – что они были особенно сильны в КГБ и в других спецслужбах, которые попросту не мыслят себя отдельно от центральной власти».
Да и сегодня, считает Павлова, ситуация не слишком изменилась: «Даже почвы для гражданских структур (предполагающей экономическую самостоятельность масс) в России нет. “Солидарность” или ПАРНАС – всего лишь клубы, не имеющие корней в обществе. А власть, по сути дела, проводит идеи русского великодержавия».
Время спецслужб
В чьих же руках оказались бразды правления? По мнению Сергея Григорьянца, «после 91-го к власти в России и впрямь пришло КГБ». «Крючков, – считает правозащитник, – побеждал и в не очень нужном ему случае прихода к власти… А в запасе – на крайний случай – был Собчак и различные декоративные фигуры».
Приводит Сергей Григорьянц и примеры. Тут и «Ельцин, снимающий с должности назначенного Горбачевым председателя КГБ Бакатина – за передачу американцам плана размещения подслушивающих устройств в новом здании американского посольства». «Чистейшая провокация, – считает правозащитник, – потому что именно от него Бакатин получил соответствующее приказание». Другой пример – отставка министра иностранных дел Бориса Панкина – единственного советского посла, не поддержавшего ГКЧП, а выступившего в поддержку Ельцина – и назначенного министром иностранных дел. «Однако, – рассказывает Григорьянц, – одно из первых его распоряжений было о сокращении количества сотрудников КГБ в штате МИДа, и он тут же был заменен штатным сотрудником Главного разведуправления Андреем Козыревым».
Впрочем, продолжает руководитель Фонда «Гласность», были у КГБ и противники. В том числе – во всяком случае в девяносто первом – и некоторые фигуры в госаппарате. «Бесспорно неприемлем для КГБ был первый премьер-министр Ельцина – Иван Силаев», – считает Сергей Григорьянц. «За месяц или два до путча, – вспоминает он, – нам в “Гласность” даже подбросили компрометирующие его документы – по-видимому, сфабрикованные – в надежде, что порочащая Силаева информация будет исходить от нас, и так его легче будет убрать. КГБ хотело занять руководящие должности в госаппарате, и такой профессиональный хозяйственник, как Силаев, конечно, этого бы не допустил. А Гайдар это начал с удвоенной энергией».
Гайдар? Григорьянц и тут приводит примеры. «Не имея тех источников, которыми теперь располагают сегодня некоторые аналитики, я не знал тогда, что в правительстве Гайдара было 35 процентов сотрудников КГБ», – рассказывает он. – Но чего стоит одно только пробивание назначения Геращенко, который при советской власти командовал гебешными заграничными банками, снабжавшими деньгами советскую агентуру. Не говоря уже о выделении двухсот миллионов долларов разведывательной станции на Кубе…»
Основатель «Гласности» обвиняет архитектора экономических реформ и в подавлении демократического движения. «Не только “Гласность” была тогда разгромлена, – подчеркивает правозащитник, – один раз в девяносто втором, а другой – в девяносто третьем.
Но именно Гайдар уничтожил основную демократическую силу в России – партию “Демократическая Россия”. Уничтожил – объявив о создании “Выбора России” и переманив большими окладами весь демороссовский аппарат. Убедив наивного Сергея Адамовича Ковалева – и раскрутив для всей российской интеллигенции: дескать, мы теперь пришли к власти – и нужна нам теперь партия власти. Тогда и появился пущенный им термин “демшиза”…»
«А на съезд “Выбора России” делегатов-демороссов – этих съехавшихся со всей страны нищих учителей и инженеров – просто не пустили, – продолжает свой рассказ Сергей Григорьянц. – Сопредседатели вели себя по-разному – но сделать уже ничего не могли.
Больше всего боролась Галина Васильевна Старовойтова, но Гайдар ее полностью лишил любых рычагов. Сопредседателям предложили войти в “Выбор России” на каких-нибудь третьих ролях. Наша штаб-квартира в Старомонетном переулке была разгромлена. А одновременно был уничтожен “Мемориал”. Был проведен его достаточно нелегитимный съезд, на котором из устава был исключен пункт, что это – общественно-политическая организация.
И если раньше “Демократическая Россия” и “Мемориал” выводили на улицы российских городов десятки и сотни тысяч человек – например, из-за тринадцати погибших около вильнюсской телебашни, то в девяносто пятом, когда началась чудовищная война в Чечне, на митинг в лучшем случае могло собраться сто человек. Потому что их больше никто не собирал…
Разгром организаций шел по всей стране. Была, скажем, уничтожена мощная организация “Демократической России” в Курске – разгромами, арестами, фабрикацией дел. К сожалению, не все организации были способны восстанавливаться – как мне это удавалось делать с “Гласностью”…»
И все же, по мнению Ирины Павловой, время выносить окончательное суждение о роли КГБ в становлении политического режима в постсоветской России. «Безусловно, – убеждена Павлова, – Ельцин несет ответственность за все происходившее в стране в 1990-е годы. В том числе – и за приватизацию, и за реформирование спецслужб, которое в итоге привело к их усилению».
«Тем не менее, – продолжает историк, – нельзя не задаться вопросом: а не стал ли и сам Ельцин жертвой спецслужб? Тут можно вспомнить и приставленного к нему генерала Коржакова, и роль членов его окружения – так называемой “Семьи”, манипулировавшей больным и зависимым от своих слабостей человеком». «Я, – подчеркивает Ирина Павлова, – вижу здесь не только личную трагедию, но и трагедию политического деятеля.
Ведь не прошло и восьми лет, и ничего не осталось от Бориса Ельцина, провозгласившего суверенитет России. Ельцина, принимавшего присягу как ее первый президент. Ельцина, стоявшего на танке в августе девяносто первого. Тот Ельцин не мог спокойно отдать власть. Вся эта история до сих пор окружена плотной завесой молчания. Даже памятник на его могиле символичен – российский флаг из мрамора, своей тяжестью придавивший прах первого президента России».
Источник: “Голос Америки”
Опубликовано на сайте: 15 июня 2012, 14:47
Я не могу согласиться с мнением Ирины Павловой, что русского национального движения независимого от КГБ и советской номенклатуры, вообще не существовало. Во-первых, уже в самое раннее время в советских лагерях были и умирали такие замечательные люди как Юрий Голансков, Леонид Бородин и многие другие, которые точно не имели никакого отношения к КГБ. Во-вторых, целая организация ВСХОН Игоря Огурцова с Иваном Чердынцевым и многими другими, по сути дела была ярко национально ориентирована. Наконец, и журнал «Вече», по крайне мере в первое время, был совершенно независимым русским национальным журналом. Вообще думать, что число вполне порядочных русских людей, которые были озабочены проблемами русской культуры и русской истории, меньше чем у других народов по-меньшей мере несправедливо. Другое дело, что по самой своей природе их меньше интересовали связи с заграницей, им труднее было противостоять КГБ, которое жаждало им «помочь», а в некоторых случаях они оказывались неприемлемыми для либеральной интеллигенции из-за пробивавшегося, но только у некоторых, антисемитского душка. Но все эти обстоятельства лишь подчеркивают трудность восстановления истории демократически ориентированного и уж во всяком случае независимого от КГБ национального русского движения, но не дает никаких оснований для того чтобы отрицать его существование.
15 июня 2012, 14:52
>не знал тогда, что в правительстве >Гайдара было 35 процентов сотрудников >КГБ
—
а 65% остальных были из тех, кто был НАД КГБ: люди условно называемые кадрами ЦК КПСС и его кадрового резерва. За ними КГБ даже шпионить не имел права, для чего в ЦК были ДРУГИЕ службы.
Основным инструментом, ультимативным инструментом контроля и тогда и сейчас, а в особенности за лицами уровня правительства,- остается УБИЙСТВО и страх перед таким. Осуществляются такие операции не офицерами служб, а лицами ИЗВНЕ, обычно из криминалных структур, а по сути тоже операми но неофициальными из кгб/цк: скорее как бы контрактниками. В последние 10-15 лет есть основания пологать что для таких целей используються бандформирования из Чечни и других внешних территорий. Т.е. элемент который даже в случае поимки не представляет никакой копрометирующей опасности для заказчика.
16 июня 2012, 2:09
еще пример УЛЬТИМАТИВНЫХ МЕТОДОВ КОНТРОЛЯ и чисто марксистских:
то что произошло с польским самолетом, когда вместе с Президентом Качинским погибли 95 человек , из наиболее преданных антикоммунистов Польши.
Вот таки ходы делает ТА сторона. Это надо очень хорошо осмыслить.
16 июня 2012, 2:20
И по поводу русского демократического движения: в СССР существовала не одна подпольная сеть самиздата. Издавали самое разное и самыми рзными способами. Участвовали в самиздате сотни тысяч если не миллионы. Каждый из нас рано или поздно читал что-то из самиздата : или ксерокс стихов или книгу или фотокопии, но это дело охватывало практически 100% населения СССР. И это было подпольным, самодеятелным, сориентированным на СВОБОДУ самым настоящим grass roots движением.
Практически весь самиздат изготовлялся на русском, кроме издававшегося националистами, такого, который должен был бы выходить на национальных языках.
Но 90 или более %% самиздата был на русском языке. Таким образом фактически мы имеем общенациональное движение за свободное слово.
Самиздат был тем, что принимали все.
Принципы СВОБОДЫ слова исповедовали ВСЕ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ.
Даже,я думаю, кегебисты и партия, по крайней мере тайон, внутренне. Кроме безусловно ленинцев, управлявших всем этим концлагерем и управляющим и сегодня.
16 июня 2012, 7:50