Комментарии на: Трагедия Николая Харджиева. Сергей Григорьянц

От: Роман

Роман — Sun, 27 Nov 2016 04:29:03 +0000

Уважаемый, Сергей. Это великолепный текст. Вам нужно обязательно написать целую книгу. Посвященную вашим отношениям с Н.И Харджиевым. Столько нюансов, касающихся русского авангарда.
Откуда еще можно узнать столько тончайших деталей, как например – “Николай Иванович сказал, что она неправильно датирована, что это не оригинал 13-го года, а авторское повторение начала 30-х годов, оригинал «Натурщицы»”

С огромным наслаждением прочел вашу статью. Как человек только начинающий изучать историю русского авангарда.

Бесспорно, хотелось бы узнать ваше мнение по многим вопросам.

Было ли моральное право у Николая Ивановича и Георгия Дионисовича лишать современников и будущее поколение возможности увидеть картины наших великих соотечественников.
Ведь тот же Ларионов и Гончарова, живя в нищете завещали свои картины России. Разве у них не было возможности уже тогда распродать их? И скрасить безбедностью старость.

Или допустим, вы упомянули связь Алексея Крученых с НКВД. В интернете нет возможности найти какие либо подробные упоминания об этом.

От: Sergey Grigoryants

Sergey Grigoryants — Sun, 14 Feb 2016 08:44:20 +0000

Борис Липин

Я очень благодарен Вам за содержательный и важный лично для меня текст. На Вашу электронную почту я пошлю и свои координаты. Что же касается мнения мнения Елены Сергеевны — на мой взгляд все, что написал за свою жизнь Булгаков не стоит десяти строк первой редакции «Петербурга». Ну да, это уже личные вкусы. Могу только еще раз поблагодарить Вас за Ваши комментарии. И высказать некоторую зависть, что Вы и сейчас все это читаете. У меня это напрочь ушло больше 40 лет назад с первым арестом. Для музея Андрея Белого я написал небольшие воспоминания о Клавдии Николаевны и, если хотите, могу их Вам послать, но они, может быть, выйдут вместе с воспоминаниями о Харджиеве, Шаламове, Некрасове и других отдельной книгой. Как бы мне хотелось вернуться в этот тоже непростой мир, но уже слишком поздно. Что же касается писем Петровскому и Гладкову, то, конечно, они не вызывают симпатии, но как можно судить этого гениального безумца и пророка, который по сути своей, конечно, был гораздо дальше от этого чудовищного советского мира, чем и Мандельштам и Булгаков, совсем почти его не понимал и как ребенок пытался выжить. К тому же я думаю, что стихов Мандельштама он и не читал, кроме, может быть, “Камня”. Это был чужой, акмеистический, слишком фактографический мир, не интересный и почти всегда враждебный и Белому и Блоку.
Искренне Ваш –
Сергей Григорьянц.

От: Борис Липин

Борис Липин — Sat, 23 Jan 2016 10:33:53 +0000

Это кусочек из воспоминаний Ходасевича о Белом: «…Нельзя отрицать, что перед отъездом он находился в состоянии неполной вменяемости. Однако, как часто бывает в подобных случаях, сквозь полубезумие пробивалась хитрость. Боясь, что близость с эмигрантами и полу-эми-грантами (многие тогда находились на таком положении) может быть поставлена ему в вину, он стал рвать заграничные связи. Прогнал одну девушку, которой был многим обязан. Возводил совершенно бессмысленные поклепы на своего издателя. Вообще – искал ссор и умел их добиться. К несчастию, последняя произошла со мной. Расскажу о ней кратко, минуя некоторые любопытные, но слишком сложные подробности.
В связи с получением визы, ему прихо¬дилось неоднократно посещать берлинския советские учреждения, где он до такой степени ругал своих заграничных друзей, что даже коммунистам стало противно его слушать.
Один из них, некто Г., сказал об этом М. О. Гершензону, который как раз в это время тоже возвращался в Россию после лечения и тоже выхлопатывал себе визу. Гершензон, очень любивший Белого, был до крайности угнетен сообщением Г., которому, кстати сказать, нельзя было не верить, ибо он слово в слово повторял фразы, которые и нам приходилось слышать от Белого. Гершензон уехал значительно раньше Белого, но перед своим отъездом не вытерпел – рассказал мне все. Зная душевное состояние Бориса Николаевича, я решил стерпеть и смолчать, но в конце концов этого испытания не выдержал.
В ту пору русские писатели вообще разъез¬жались из Берлина. Одни собирались в Париж, другие (в том числе я) – в Италию. Недели за полторы до отъезда Белого решено было устроить общий прощальный ужин. За этим ужином одна дама, хорошо знавшая Белого, неожиданно сказала: “Борис Николаевич, когда приедете в Москву, не ругайте нас слишком”. В ответ на это Белый произнес целую речь, в которой заявил буквально, что будет в Москве нашим другом и заступником и готов за нас “пойти на распятие”. Думаю, что в ту минуту он сам отчасти этому верил, но все-таки я не выдержал и ответил ему, что посылать его на распятие мы не в праве и такого “мандата” ему дать не можем. Белый вскипел и заявил, что отныне прекращает со мной все отношения, потому что, оказывается, “всю жизнь” я своим скепсисом отравлял его лучшие мгновения, пресекал благороднейшие поступки. Все это были, конечно, пустые слова. В действительности он вышел из себя потому, что угадал мои настоящие мысли. Понял, что я знаю, что “распи-наться” за нас он не будет. Напротив…»
Тут можно посмотреть полный текст http://az.lib.ru/h/hodasewich_w_f/text_0020.shtml
А тут http://www.belousenko.com/books/memoirs/Bulgakova_Dnevnik.htm можно посмотреть дневник Елены Сергеевны Булгаковой, в котором она 14 января 1934 года записала: «Всю жизнь, прости господи, писал дикую ломаную чепуху… В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно… Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом».

От: Борис Липин

Борис Липин — Fri, 22 Jan 2016 22:44:26 +0000

К сожалению, я не читал переписки Андрея Белого и Алексея Петровского (я увидел, что сейчас она опубликована – вышла книга – хотел ее скачать, но не получилось), но я помню, что «Наше Наследие» публиковало письма Андрея Белого. Они мне очень не понравились. А письмо Федору Гладкову, из Коктебеля 17 июня 1933 года, в котором он жалуется на Мандельштамов, это почти донос:
«… Что сказать о Коктебеле? Дни текут мерно, монотонно; наш дом отдыха переполнен главным образом служащими Ленгиза, “Гихла” (Ленинградского), “Дома книги”, публика – тихая, мирная; в общем очень симпатичная. Из писательских братии кроме меня, Мандельштама с женой да Мариенгофа – никого; оба мне далеки, но с Мариенгофом относительно легко: он умеет быть любезно-далеким и легким. А вот с Мандельштамами – трудно; нам почему-то отвели отдельный столик; и 4 раза в день (за чаем, обедом, 5-часовым чаем и ужином) они пускаются в очень “умные”, нудные, витиеватые разговоры с подмигами, с “что”, “вы понимаете”, “а”, “неправда ли”; а я – “ничего”, “не понимаю”; словом: М. мне почему-то исключительно неприятен; и мы стоим на противоположных полюсах (есть в нем, извините, что-то “жуликоватое”, отчего его ум, начитанность, “культурность” выглядят особенно неприятно); приходится порою бороться за право молчать во время наших тягостных тэт-а-тэт’ов; но это – сущие пустяки по сравнению с рядом преимуществ нашего Дома; администрация исключительно любезная (не за страх, а за совесть)…»
Тут можно посмотреть всю переписку. http://az.lib.ru/b/belyj_a/text_1933_peremiska_s_gladkovym.shtml
То есть, все хорошо. Я изо всех сил стараюсь быть советским, правда, нехорошие Мандельштамы подмигивают, но я с ними стою «на противоположных полюсах». Не надо забывать, кому это пишется. Писателю – партийному ортодоксу. Это прямой донос.
Мне очень понравился очерк Ходасевича о Белом. Там есть замечательный эпизод – их столкновение на прощальном вечере – проводах Белого в СССР. Он хорошо характеризует Белого.
В этом же ключе запись в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой 14 января 1934 г. (запись слов Михаила Афанасьевича Булгакова) после смерти Белого:
«Всю жизнь, прости господи, писал дикую ломаную чепуху… В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно… Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом».

От: Naoum Odnopozov, Amsterdam

Naoum Odnopozov, Amsterdam — Sun, 29 Nov 2015 01:23:03 +0000

Удивительного, озарённого Харджиева съели живьём вместе с его супругой на нашем свободном полигоне. Статья порадовала. Приглашаю автора приехать в гости. Шестизвёздную гостиницу не обещаю, только паёк и койку. odnopozov@online.nl

От: Sergey Grigoryants

Sergey Grigoryants — Mon, 10 Aug 2015 11:27:31 +0000

Я имел ввиду не ГИНХУК, а влияние Татлина официальное и неофициальное на Каменеву, руководившую закупкой картин для создаваемых по всей стране музеев. Как ни странно, именно благодаря Татлину, а точнее этому его влиянию, и погибла значительная часть картин русского авангарда, в том числе и его собственных. Эти картины разъехались по провинциальным музеям, и в большинстве из них погибли, когда началась борьба с формализмом.

От: mek

mek — Thu, 06 Aug 2015 10:59:43 +0000

спасибо большое!
одно уточнение. в тексте стоит: Татлин, который руководил ГОСИЗО – это ГИНХУК?

От: Sergey Grigoryants

Sergey Grigoryants — Mon, 15 Jun 2015 14:28:46 +0000

enzel

Большое спасибо за поправку.

От: Sergey Grigoryants

Sergey Grigoryants — Mon, 15 Jun 2015 14:22:39 +0000

Михаил

Большое спасибо за поправку. Это случайная ошибка Петр Перцов (о нем, кажется, я сам писал в Литературной энциклопедии лет 40-50 назад) в памяти, а Виктора я, по моему, никогда не читал. Кстати говоря, у них разное ударение, один Пе’рцев, другой – Перцо’в.

От: Sergey Grigoryants

Sergey Grigoryants — Mon, 15 Jun 2015 14:17:29 +0000

Александр

Уже не помню. На даче Татьяны Георгивны я был пару раз и она мне мельком говорила, что Этингон ее сосед. Но теперь дачу Кузнецовой я, конечно, не найду.